| |
ТРУДНЫЙ ВОЗРАСТПосле 60 лет мы пожинаем то, что посеяли до... Впрочем, об этом почему-то забывают, точно так же, как и после 40, 30 и 20. А ведь исправлять “посевы” остается не так много времени.- Когда Лариса вошла в кабинет, в котором я веду прием, она выглядела глубоко подавленной, - говорит психолог Тамара Павлова. - Признаться, даже подумала, уж не потеряла ли эта женщина, которой на вид лет 35, но может быть и 40, мужа или единственного сына. Но она быстро развеяла мои подозрения. Оказалось, в строительной фирме, где она с недавних пор работает, в той же канцелярии по-прежнему трудится мама ее подруги детства, с которой они, впрочем, давно уже перестали делиться сокровенным - с тех пор, как вышли из девичьего возраста и лет
15-20 даже не виделись.
“Сначала я не могла понять, что происходит, - рассказывала Лариса. - Мама подруги, Людмила Васильевна, встретила меня очень хорошо, так, как будто мне по-прежнему 18 лет, и очень помогала советами в работе. Мне было легко войти в коллектив, освоиться в новой, непривычной профессии и... пить чай с Людмилой Васильевной в обеденный перерыв, когда мы оставались вдвоем.
Не могу сказать, когда именно это началось, но я стала замечать, что мне что-то неприятно в этой холеной, отлично выглядящей женщине за 60 в заграничных туалетах. Она была со мной безупречно вежлива и вполне откровенна. Ох, уж слишком!
Как водится между людьми после долгого перерыва, в первое наше возобновившееся знакомство мы коснулись тем, как у кого сложилась жизнь, кто что поделывает и т.д. Ну, обычное дело, и вскоре мы перешли к служебным вопросам. Однако когда начался обеденный перерыв, Людмила Васильевна снова завела разговор “по душам”. С тех пор делает она это с такой регулярностью и упорством, что я уже привыкла задерживаться после работы “на часок” “попить чайку”, а потом... дома приводить себя в порядок душем, обтираниями, лихорадочной стиркой. Кстати, как я поняла, со Светланой - моей прежней подругой - Людмила Васильевна почти не разговаривает, хотя видятся они каждый вечер, когда Светлана или зять приводят бабушке внука.
Живет Людмила Васильевна одна, если не считать внука, которого ей довольно часто доверяют воспитывать. И, насколько я заметила, таким своим одиночеством она нисколько не тяготится. И вовсе не хотела бы объединиться с семьей дочери под одной крышей...
А я? Я очень тяготилась ее одиночеством!
Когда она первый раз рассказала мне про свою юность “и первую и последнюю любовь”, я слушала очень внимательно и вежливо. Из уважения к матери бывшей подруги. Когда она второй раз рассказала мне... Вы, кажется, смеетесь? Ничуть? Да, мне тоже не до смеха. Когда же в третий раз... а потом я сбилась со счета! Мистер Х., ныне покойный, тоже требовал почтительного внимания и всяческого уважения. Как и всякая чужая жизнь, не так ли? Как и моя! Но моя жизнь, как я с удивлением обнаружила, не интересовала Людмилу Васильевну! Она привыкла делиться со мной своим прошлым запросто - так, как бутербродами и домашней выпечкой (а пекла она отлично).
После разговора с ней у меня с некоторых пор началось что-то с сердцем, а потом эта депрессия... Сначала я успевала отходить за субботу и воскресенье и со свежими силами шла на работу с твердой уверенностью, что уж теперь-то я ни за что - никогда! - больше не позволю этой женщине издеваться над собой. Потому что и без психолога через месяц я поняла, что самый простой способ свести нормального человека с ума - это начать рассказывать ему свою жизнь. За чаем или без чая!
Но как только начинался обеденный перерыв, все повторялось... Первое время я негодовала про себя, думала, должна же она опомниться! Должна же эта пожилая женщина, которая мне в матери годится, прекратить наконец так лихо пользоваться моим доверием! Ничуть не бывало. Уже один мой вид вызывал у нее, как у собаки Павлова, определенный рефлекс: говорить и изливать душу.
Излияния эти оставляют у меня гадкий осадок. Когда я пытаюсь дать ей совет, чем можно понизить давление, она не слушает и продолжает жаловаться. Я едва сдерживаю себя и потихоньку начинаю ей грубить, отвечаю не таким вежливым тоном, как прежде, перестаю уважать себя и... не могу остановиться в отвращении к этой женщине, которое нарастает. От ее болтовни сердце у меня болит постоянно, а когда я говорю ей, что нездорова, она слушает минуты 1,5-2 и снова вспоминает, как она читала книжку под одеялом и сдавала кросс в бальных туфельках под дождем. Думаете, мне следовало бы предложить ей заняться написанием мемуаров? Хо! Вы плохо знаете Л.В.! Она собирается писать мемуары! Когда внук подрастет и когда - самое страшное - я!.. почему-то именно я!.. их все выслушаю. Такое у меня родилось подозрение... Я, наверное, брошу эту работу и уйду совершенно по-английски, чтобы больше не слышать Л.В.”.
Когда Лариса закончила свой эмоциональный и, согласитесь, небезынтересный монолог, я успокоила ее в том, что и не думала, как она выразилась, подтрунивать или смеяться над ней про себя, а затем спросила, прошло ли у нее сердце? Она секунду помолчала, с удивлением взглянула на меня и воскликнула: “Совершенно!” “Вы по-прежнему намерены поменять работу?” - спросила я. “Непременно! И сделаю это, как только выйду из вашего кабинета!” - “Вы правильно сделаете”. Ничего другого посоветовать Ларисе я не могла.
Мы часто обманываемся нашими впечатлениями. Лариса думала, что душевная Л.В., которая ей годится в матери, да еще и помнит ее в столь юном возрасте, отнесется к ней так же, как к родной своей дочери. Наивная женщина! Л.В. в самом деле душевно отнеслась к прежней подруге дочери, но вовсе - не к Ларисе, а к прошлому 18-летней девочки, трепетавшей когда-то перед ней, “мамой Светы”. Ну и, естественно, к своему собственному прошлому, в котором не было и не могло быть Ларисы - никогда. Бессознательно, конечно. Что не помешало Л.В. эксплуатировать (но не нарочно!) в свое удовольствие то чувство вины, которое все мы так или иначе испытываем перед своими матерями. Выражается это в том, что мы бережно предлагаем какой-то незнакомой бабушке на улице руку или... слушаем нескончаемые рассказы старой тетушки. Мы стараемся как будто компенсировать таким образом невнимание к собственным родителям?..
Не знаю, послушалась ли Лариса “моего” совета или взяла себя в руки и иначе стала смотреть на свои отношения с Л.В. Во всяком случае, ко мне она больше не приходила. Очень может быть, что Лариса нашла работу поинтересней. А может, по-прежнему продолжает жалеть стареющую Л.В., не доводя себя до умопомрачения. Что ни говори, а лучший способ оставаться в здравом уме и твердой памяти - это не задавать себе вопросов, на которые не можешь найти ответы. Таких, например: “Почему она это делает?!”
Напрасно мы думаем, что, одаривая кого-то своим вниманием, заслужим достойный почет и уважение или хотя бы элементарное “спасибо”. Пустые мечты. Этот кто-то уверен, что тебе безумно с ним интересно и ты просто в восторге от того удовольствия, которое получил от мистера Х. И его невероятно оригинального увлечения шахматами.
Впрочем, я все-таки дала Ларисе один совет, о котором пока умолчала. А именно: попытаться взглянуть на себя и свою прожитую жизнь и спросить, а не хочется ли - в самом деле! - что-нибудь изменить в своем “безупречном настоящем”? Пока не поздно.
Записала
Ирина СТАНИСЛАВОВА.
|
|
